- Рассматривая перспективу
- Время параллельной действительности
- Вот и наступило будущее
- В ожидании будущего
- Фестивальная осень - 2019
- От фестиваля к фестивалю в ожидании новой книги
- Третий международный кинофестиваль в Майкопе
- IX Международный молодежный кинофестиваль «Свет миру»
- Кинофестиваль "Белые ночи"
- 41 Московский Международный кинофестиваль
- Фестиваль экранной культуры «Человеческое кино» в Новосибирске
- Московский Форум культуры
- Международный кинофестиваль "SENSUS"
- Кинофестиваль «Встречи на Вятке — 2019»
- Сто дорог
- III Международный кинофестиваль «Альтернативная Территория Кино»
- 3-й Карельский международный фестиваль фильмов для молодёжи
- VII САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ КУЛЬТУРНЫЙ ФОРУМ
- ЭФиР 74
- Фестиваль "Фундук" в Орехово
- "Человек труда" Екатеринбург
- Второй международный кинофестиваль имени Вячеслава Тихонова
- "СТАЛКЕР"
- Первый международный кинофестиваль стран Арктики
- Открытие 3-го международного кинофестиваля имени Саввы Морозова
- 11-ый кинофестиваль "Вече" в Великом Новгороде
- Встреча с читателями в рамках 23-го кинофестиваля "Литература и кино"
Иван ЖУК
ПРЦ «СВЯТАЯ РУСЬ»
киноповесть
(Отрывок из сценария)
1. НАТ. ЦЕНТРАЛЬНАЯ ПОЛОСА РОССИИ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
По растрескавшейся от зноя, лишь кое-где поросшей редкими хилыми деревцами, в буграх и в выбоинах, земле неторопливо движется небольшая группка народа. Возглавляет крестный ход пятидесятилетний кряжистый мужчина в армейской косоворотке, с метлой и собачею головой, привешенными у бляхи широкого кожаного ремня. Это известный писатель Последнего Русского Царства «Святая Русь» Дмитрий Николаевич ИЕРИХОНОВ.
КРЕСТНЫЙ ХОД
(поют хриплыми голосами)
«Царица моя преблагая, надежда моя Богородица, приятилище сирых и странных предстательнице…».
С лицами, заострившимися от зноя и напряжения, в темных разводах пота и придорожной пыли, богомольцы сворачивают с проезжего шляха в поросший крапивой лог.
КРЕСТНЫЙ ХОД
(дружно и слаженно)
«… скорбящих радосте, обидимых покровительнице! Зриши мою беду, зриши мою скорбь…».
Крестный ход состоит в основном из женщин в возрасте от сорока и выше. Некрасивые, скособоченные, в белых платочках на головах и в длинных, ниже коленей, юбках, они движутся вдоль оврага с грациозностью стаи кур, бегущих за крепким кочетом, Д.Н. ИЕРИХОНОВЫМ. Кроме него, среди стаи «кур», попадаются довольно крепкие бородатые мужики с хоругвями и с крестами. А по бокам процессии, вцепившись руками в руки матерей и бабушек, лениво перебирают босыми ногами по густой пыли несколько худосочных, в футболках, мальчиков, да пару девчат-дошкольниц в косынках на головах и в тон им подобранных сарафанчиках.
КРЕСТНЫЙ ХОД
(взывая к белесой выси с зависшим в зените солнцем)
«… помози ми яко немощну, окорми мя, яко странна»….
В разогретом до нельзя воздухе мягко вибрируют вдали выжженные поля, пересохшие русла рек, холмы, буераки, балки. Сонно, то тут, то там шелестят насаженные на палки, перевернутые вниз горлышком пластиковые бутылки.
При выходе из оврага, прямо навстречу крестному ходу, из крапивы выныривает разбитый фанерный щит с выцветшей от дождей и метелей надписью: «Русичъ, помни, ты последний оплот Православия на Земле! Если не ты, то кто?!»
Тропинка выводит крестный ход к разбитой стене коровника. И сразу за ним начинается проселочная дорога с парою-тройкою кособоких, дранкою крытых изб по обе стороны от неё. По мере того, как поющие богомольцы проходят вдоль ветхих изб, из-за плетней выглядывают несколько худосочных бабок в разноцветных платочках на головах и в выцветших старомодных платьях. Провожая крестный ход взглядами, старушки задумчиво и серьезно крестятся.
2. НАТ. БЛИЖНЕЕ ПОДМОСКОВЬЕ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
Разбитый проезжий шлях сменяется латаной-перелатаной, асфальтовой автострадой. Пока крестный ход, проходя по её обочине, медленно приближается к серым бетонным многоэтажкам, построенным на краю Москвы, редкие прохожие, встречающиеся паломникам по пути, только слегка косятся на богомольцев и делово пробегают мимо.
Над автострадой, во всю ширину дороги, раскачивался плакат: «Монархия и народ – едины!»
3. НАТ. ЦЕНТР МОСКВЫ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
Чем ближе к центру Москвы, тем людей становится больше. Но никто к крестному ходу не присоединяется. Больше того, словно и не замечая процессии, все деловито пробегают мимо.
И только уже у ЦУМа, когда вдалеке, в проеме между домами, показалась Спасская башня, увенчанная золотым двуглавым орлом над яблоком, какой-то худой долговязый малый, неожиданно выскочив из пивнушки и внезапно нарвавшись на крестный ход, пряча бутылку водки за пазуху грязной робы, при виде молитвенников распрямляется и испуганно вытягивается по струнке.
4. ИНТ/НАТ. КАБИНЕТ ВНУТРИ СПАСКОЙ БАШНИ./КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ МОСКВЫ. ИЮНЬ. ДЕНЬ
За приближением крестного хода к к Лобному месту из-за бойницы Спасской башни внимательно наблюдают двое:, мягкотелый, слегка обрюзгший, Главный идеолог царства, 65-летний Роман Андреевич Светлов, и широкоскулый, в черном полувоенном френче, 63-летний Начальник заплечных дел Анатолий Дмитриевич Гогов.
СВЕТЛОВ
(с легким раздражением)
Странный мужик, ей Богу…. Он что, не понимает, что подобными променадами он только роняет престиж монархии?
ГОГОВ
(с кривенькою усмешкой, протирая атласной тряпочкой ладони и пальцы рук)
А что если он и действительно жид порхатый? И своей «искрометной верой» хочет нас обличить?
СВЕТЛОВ
(досадливо отмахнувшись)
Казак он…. И это трижды уже проверено. Фамилия, да, еврейская. Но Иерихоновы, как мы выяснили, издревле проживали у них в станице.
ГОГОВ
(сузив глаза)
Не забывай, Роман, они ведь и с Колдуном когда-то вплотную вошкались. А то, что потом не сошлись характерами, так это, возможно, всего лишь тактический ход в борьбе. Я даже не удивлюсь, если окажется, что наш Костромской провидец до сих пор окормляет Вашего Аввакума.
СВЕТЛОВ
(внимательно наблюдая за тем, как ГОГОВ тщательно оттирает чистые руки от чего-то несуществующего)
Толик, не заводись. Не стоит искать кротов даже среди самых преданных монархистов. Врагов у Его Величества и без того хватает. Вон, хоть бы тот же Яшкин. Думали, в доску свой. А он с антихристами якшался. Да ещё как якшался!
ГОГОВ
(опуская взгляд)
Да, проглядели малость. И всё равно, я бы этого Аввакума на детекторе лжи проверил. Чую, не наш он, не монархист. Мутный какой-то, дёрганый… Вечно в бутылку лезет. Где надо и где не надо.
СВЕТЛОВ
Ничего. Поживет в Москве, со временем присмиреет. Царь наш и не таких махновцев своей добротой и лаской к четкой линии приводил. И этого обаяет.
ГОГОВ
Ага! Так всё-таки – махновцев? Анархия – мать порядка! А она нам, в столице, надо?
СВЕТЛОВ
Ну, ты, Гогыч, и человечище! Я же к слову сказал махновец: казак, значит, любит волю, а где воля, там и Махном попахивает. Но это совсем не факт.
ГОГОВ
Так и я же пока без фактов. Чуйкой чую: не наш он, не монархист, а какое-то гуляй-поле.
СВЕТЛОВ
Думаю, ты не прав. Он всё-таки православный. А значит, ценит и послушание.
ГОГОВ
Ты же сам когда-то писал, что православие без монархии - пустой и звенящий звук. Может, отправим его обратно? Задержим за нарушение паспортного режима и на такси, в станицу?
СВЕТЛОВ
Единственного Классика святорусской литературы? После годичного Крестного хода по дорогам Святой Руси задержим за нарушение паспортного режима? И спровадим в станицу за недостаточный монархизм?! А где тот приборчик, Гогич, который измерит, чей монархизм достаточный, а кого уже на кол сажать пора? Опять твоя чуйка, да? Суровый ты парень, Гога. Так, годика через три, глядишь, и меня с Царем в недостаточном монархизме изобличишь. И на кол спровадишь для покаяния. Я-то думал, ты руки от крови отмыть пытаешься. А оно, после демократов с Яшкиным, ты только во вкус вошел, и теперь, вот, за монархистов решил помаленьку взяться?!
Растерявшись, ГОГОВ застывает и с трудом заглатывает слюну.
В образовавшейся тишине из-за бойницы башни доносятся голоса поющих:
«… да сохраниши мя и покрыеши во веки веков. Аминь».
С последними словами молитвы в кабинет к Светлову доносится грохот грома, и по бронированному стеклу бойницы начинают барабанить крупные капли дождя.
Оглянувшись на этот звук, СВЕТЛОВ и ГОГОВ от изумления замирают. И, выглянув за стекло бойницы, над знакомой им Красной площадью с замершей в центре её группкою богомольцев видят в небе, практически рядом с солнцем, крошечное, с пятак, темное грозовое облачко. Капли бьющего из него дождя косыми светящимися стрелами стучат по стеклу бойницы.
5. НАТ. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ МОСКВЫ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
После короткого замешательства, участники крестного хода вздымают руки вверх и начинают выплясывать под дождём.
ИЕРИХОНОВ
Господь нас услышал, братья!
ТОЩАЯ ЖЕНЩИНА
Чудо! Отцы! Я в шоке!!!
ТОЛСТУШКА
Господи! Помоги!
6. ИНТ/НАТ. КАБИНЕТ В СПАССКОЙ БАШНЕ КРЕМЛЯ/КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
СВЕТЛОВ
Вот и ответ на твои сомнения. Сам Бог ему помогает. Так что не на кол сажать Писателя, а к очередному ордену представить его придётся.
СВЕТЛОВ склоняется к столу с бумагами и крупным каллиграфичным почерком на гербовом листе начинает писать представление к ордену писателя Иерихонова.
ГОГОВ
(изумленно)
А это ещё за что? Он же давно ничего не пишет.
СВЕТЛОВ
(продолжая писать)
А за чудо во время засухи. Разве этого не достаточно? Как пример в подражание молодёжи? Как зримый ответ антихристу, что это не он, а мы, - наследники Царства Божия.
Так же внезапно, как он начался, дождь понемногу стихает. Темное грозовое облачко в мутно-белёсой сини стремительно исчезает. И лишь подсыхающие следы на стекле бойницы, да громкое ликующее «Ура!», внезапно грянувшее за стёклами, продолжают свидетельствовать о том, что чудо всё-таки состоялось.
ГОГОВ
(под выкрики богомольцев, невнятно доносящиеся с площади, кривенько усмехаясь)
Тоже нашли мне «чудо»? Стоило всю Россию на уши поднимать, чтобы на Лобное место три капли ситничка выпало. Ладно, пойду я. Попробую ещё с мылом….
По-прежнему пытаясь оттереть руки от чего-то несуществующего, ГОГОВ выходит из кабинета.
7. НАТ. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ МОСКВЫ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
Не взирая на то, что дождь так стремительно прекратился, участники крестного хода по-прежнему находятся в возбуждении: тузят друг друга, невнятно переговариваются.
ГОЛОС ЯШКИНА
(с Лобного места)
Идиоты! Скоты бессмысленные! И ради этого вы молились!? Да разве так поступил бы Отец Небесный с любящими Его детьми!? Это же издевательство, а не чудо! Узурпатор он, а не отец небесный! Будь же ты трижды проклят!..
В праведном гневе наморщив лоб, ИЕРИХОНОВ, сжав кулаки, широким уверенным шагом всходит на Лобное место. И, увидев сидящего там, на колу, мужчину, в недоумении застывает. Перед ним - бритый наголо, весь в синяках и в кровоподтёках, земляк ИЕРИХОНОВА, ГРИГОРИЙ ЯКОВЛЕВИЧ ЯШКИН.
ИЕРИХОНОВ
Гриша, ты?
ЯШКИН
(рывком поднимая голову и тотчас роняя её)
Признал всё-таки, землячок. А я думал, ты не узнаешь…
ИЕРИХОНОВ
(метнувшись на помощь другу)
Тебя-то за что на кол? Давай, я тебе поправлю….
ЯШКИН
Не замай! Я как-то тут приспособился. Сейчас оно всё закончится. А вот тебе предстоит ещё, раз ты такой дотошный. Ну, и зачем ты сюда припёрся? Сидел бы себе в станице, да романы пописывал. Так нет же, в Москву его потянуло, к Гаду этому на закуску. Гогов Анатолий Дмитриевич, помнишь такого субчика? Он рассуждать не будет. Живо усадит тебя на кол. Будешь сидеть и каяться. Перед Отцом Небесным. А, может, и перед дьяволом. Это теперь - едино. Уходи, если можешь; беги отсюда!
ЯШКИН машет на ИЕРИХОНОВА поднятой вверх рукой; и в это время острозаточенный, с окровавленною кишкою на острие, деревянный конец кола медленно выходит из-под его ключицы. ЯШКИН в последний раз выдыхает воздух и навсегда стихает.
С трудом отводя взгляд от насмерть замученного товарища, ИЕРИХОНОВ поворачивает голову к Красной площади. Внизу, за помостом и каменными ступенями, он видит притихшую группу своих станичников: женщин с молитвословами, бравых казаков с хоругвями и с иконами, стайку оцепеневших в растерянности детей. Молча спустившись к ним по ступеням, ИЕРИХОНОВ облизывается и скрипит в тишине зубами. Набычившись и опустив глаза, он решительно направляется сквозь расступающиеся ряды станичников в сторону Спасской башни.
Никто, ни один земляк не решается его окликнуть. Люди интуитивно жмутся друг к другу и, застыв у подошвы Лобного места, молча смотрят вдогон Писателю, твердой, решительною походкой идущему по брусчатке в сторону высящейся над ним краснокирпичной стены Кремля.
8. ИНТ. МОСКВА. СВЯТОРУССКИЙ ЖУРНАЛИСТКИЙ ЦЕНТР. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
По огромному, размерам с футбольное поле, двухэтажному кабинету, уставленному рядами однотипных столов с компьютерами и с сидящими перед ними молодыми, вертлявыми журналистами такою, как всегда, решительною походкой шагает слегка отоспавшийся писатель Иерихонов. На нём белая, расстегнутая на две верхние пуговицы рубашка и старомодный черный костюм-тройка. По мере его продвижения вглубь издательства, журналисты вскакивают с рабочих мест и, протягивая писателю руку, наперебой приветствуют его.
ПЕРВЫЙ ЖУРНАЛИСТ
Ребята, сморите, да это же Иерихонов! Боже, какая честь! Ваше чудо затмило всё остальные новости! Что, и действительно, пошел дождь? Прямо на Лобном месте?
ВТОРОЙ ЖУРНАЛИСТ
Вы, поговаривают, новый роман задумали? О рождении святорусского государства! Последняя русская революция глазами великого очевидца! Чувствую, это будет нечто из ряда вон! Сильнее «Тихого Дона» Шолохова.
ИЕРИХОНОВ
(пожимая протянутые к нему руки)
Послушайте, я спешу.
Удаляясь от журналистов, ИЕРИХОНОВ выходит к сплошной стеклянной, в два этажа, стене.
9. ИНТ. МОСКВА. КАБИНЕТ МИНИСТРА ПЕЧАТИ И ПРОПАГАНДЫ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
За стеклянной стеной - кабинет Министра печати и пропаганды, Игоря Дмитриевича Косолапова. От пола и до потолка он уставлен кадками и горшками с самыми экзотическими деревьями и кустами. Это, скорее, оранжерея, чем место работы одного из самых серьезнейших идеологов современности.
Сам Игорь Дмитриевич одет тоже не по-рабочему: в джинсы и в старый потертый джемпер с заплатами на локтях. Толстенький, мягонький, седовласый, с огромной проплешиной на макушке, он как раз поливает куст вьющихся по стеклянной стене лиан, когда пластиковая дверь перед ним стремительно открывается, и на пороге оранжереи возникает писатель ИЕРИХОНОВ.
Едва не взорвавшись криком на вход в его кабинет без стука, Косолапов, при виде старого соратника по борьбе мгновенно преображается: взгляд его умягчается, на губах появляется ласковая дружеская улыбка. И он с поднятой лейкой в одной руке и с пучком бурьяна в другой мягкой размеренною походкой направляется к Иерихонову.
КОСОЛАПОВ
О! Димитрий! И, как всегда, без стука. Вот уж поистине стерженек. Не успел появиться, и сразу – чудо! За три с половиной года сидения на истоках чувства славы не утерял! А значит, и пишешь так же?! Говорят, ты роман состряпал? Вернулся его раскручивать?
ИЕРИХОНОВ
(пропустив Косолаповские комплементы мимо ушей)
Почему меня в Кремль не пускают? И за что Яшкина на кол приговорили? Мало вам демократов? За монархистов взялись?!
КОСОЛАПОВ
(с опаской оглядываясь по сторонам)
Тихо, тихо. Не всё так сразу. Может, чайку вначале?..
10. ИНТ. МОСКВА. КАБИНЕТ МИНИСТРА ПЕЧАТИ И ПРОПАГАНДЫ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
В той же оранжерее, сидя в укромном месте, за белым пластиковым столом, КОСОЛАПОВ разливает по чашкам чай.
КОСОЛАПОВ
Пока ты романы в тиши кропал, у нас тут многое изменилось. И теперь Гогов здесь царь и бог. А Гогов, сам знаешь, псих. Ему диссиденты везде мерещатся. Антихристы. Дезертиры. Вот он и чистит царство. Как от всамделишних лиходеев, так, вот, и от своих.… Царь ему всем обязан. Поэтому и сопит в две дырочки. Изредка, правда, взбрыкивает. Но, в основном, подмахивает, верит в кристальность Гогину.
ИЕРИХОНОВ
(вскакивая со стула)
Значит, надо сказать царю! Коллективный протест от всех… истинных монархистов. А иначе он, Гога ваш, всех тут на кол пересажает….
КОСОЛАПОВ
(попивая из чашки чай)
Ну, во-первых, не наш, а НАШ. Ну, а во-вторых, ты прав: этим всё и закончится. Мы, русские - мякиши, только на кухнях трендеть и можем. А когда Гоговы к нам приходят, сидим и дрожим впотьмах. Надеемся, что кого-то другого, а не меня выхватят и посадят на кол. Так вот поодиночке нас всех и перелопатят. Сидел бы ты, брат, у себя в станице, да романы пописывал. О Святорусском царстве. О последнем русском святом царе. Может, они б тебя и не тронули? Пишешь ты хорошо, забористо. Герои все цельные, боевые. Вот и кропай себе. Учи доброму, радостному, святому.
ИЕРИХОНОВ
(набычившись)
Издеваешься? Ну и правильно! Хотел чистеньким в буревал остаться? На истоках надеялся отсидеться? Но Господа не обманешь. Вот и дожучковался. Ни там ничего не пишется, ни здесь – никакого продыху.
КОСОЛАПОВ
Даже так: и тебе не пишется? Я-то, думал, что это у нас, в Москве, полный затык во всём. А оно, оказывается, не одна столица может людей ломать. Помнишь, мои стишки: «Мы – русские, мы – русские, мы – русские; мы всё равно поднимемся с колен». Вот мы с тобой и поднялись. Царя своего поставили. Один теперь Классик, другой - министр. А почему-то совсем не радостно.
ИЕРИХОНОВ
(хлопнув рукой по крышке стола и заходив взад-вперёд по оранжерее)
Всё это – ерунда! Завтра, на награждении, я открою глаза царю на все Гоговы перегибы.
КОСОЛАПОВ
(усмехнувшись в усики)
И присядешь за клевету на кол. У Гоги всё чин по чину: факты, признания, протоколы. А у тебя чего? Сомнения в его праведности? Ну, извини, родной: проверят и успокоят. А станешь копать и дальше, на кол посадят… за нарушение паспортного режима. Есть в «Святорусской правде» и такой правовой конфуз. И мы за него с тобой когда-то голосовали. Так что валяй, родной! Прогрохочи напоследок правду! И за Яшкиным вторым номером. Лобное место как раз свободно.
(и после секундного размышления)
Хорошо бы, со Стариком связаться. Он ведь когда ещё всю нашу будущую победу по полочкам разложил. Мы же его тогда и выслушать не хотели. Монархия, мол, всё выпрямит. Вот и довыпрямлялись. Может, хоть он бы нам что-нибудь дельное посоветовал?
ИЕРИХОНОВ
А где он, кстати? В своей Костромской деревне? По-прежнему, кур пасёт? Ну, так давай, смотаемся, поговорим с ним за стопкой чая. Авось, он чего-то нам и подскажет?
КОСОЛАПОВ
(со вздохом)
Эх, Дима, Дима. Гогов и этот вопрос продумал. И вокруг стариковской дачки шестидесятикилометровую чумную зону сорганизовал. Так что туда теперь даже Царю с царицей путь навсегда заказан. А уж нам с тобой и подавно.
11. ИНТ. МОСКВА. ГРАНОВИТАЯ ПАЛАТА КРЕМЛЯ. ИЮЛЬ. ДЕНЬ
В Грановитой палате Кремля проходит торжественное награждение выдающихся деятелей Последнего Русского Царства (ПРЦ) «Святая Русь». Вручает награды шестидесятипятилетний, статный мужчина в строгом черном костюме и в белой рубашке с галстуком, с небольшой малиновой царской мантией, наброшенной на плечи. Это - местный Царь, - Михаил Фёдорович Романов. Умный, воспитанный человек, с глазами строгими и печальными, он ласково улыбается каждому дипломанту, приближающемуся к нему на подиуме, и, освещаемый фотовспышками, скромно и деловито вручает коробочку с соответствующей наградой.
Рядом, у микрофона, Главный Идеолог Царства, - Роман Андреевич Светлов.
СВЕТЛОВ
(звонко и радостно зачитывает с листа)
Орденом Андрея Первозванного за особые заслуги в политическом строительстве Святой Руси и званием князя Ростово-на-Донского награждается бессменный главный редактор издательства «Я – русский», трижды герой Святой Руси, Александр Кузьмич Суховеев.
Несколько оживившись, ЦАРЬ ещё с большей ласковостью и нежностью смотрит на двинувшегося к нему сухонького, вертлявого человечка с огромной лысиной посреди массивной, в пушкинских завитушках, седовласой головы.
Опираясь на трость с золотым, в форме головы льва, набалдашником, Александр Кузьмич Сухоревский-Кобылин останавливается у микрофона.
Вручая ему диплом, а там и вешая орден на лацкане вицмундира, ЦАРЬ что-то ласково шепчет вновь испеченному князю на ушко.
Из шеренги лауреатов за награждением СУХОВЕЕВА внимательно наблюдают двое: уже изрядно подвыпивший писатель ИЕРИХОНОВ и Министр Печати и Пропаганды ИГОРЬ ДМИТРИЕВИЧ КОСОЛАПОВ.
ИЕРИХОНОВ
(достав из бокового кармана костюма-тройки походную фляжку с ромом и отвинтив небольшую крышечку)
Ну вот и Сашок в князьях. За это не грех и выпить.
КОСОЛАПОВ
(наложив руку на фляжку друга)
Дима, завязывай. Ты и так уже хорош.
ИЕРИХОНОВ
Да? Но я хочу быть лучше. Вон, как Сашенька Суховеев. Может, и мне тогда титул какой присвоят? Хотя, с Суховейским в одной обойме? Ты, Игорёк, как обычно, прав.
(заворачивает пробку и, пряча фляжку обратно, в боковой карман черного пиджака)
Лучше в колхозниках до могилы.
В это же самое время, от микрофона, донесся бодрый, наигранно пафосный голос СУХОВЕЕВА:
Принимая этот бесценный дар, к тому же, из рук самого Царя, я чувствую дивный трепет во всех составах моих и членах!
ИЕРИХОНОВ
(вновь откупорив фляжку и в один затяжной глоток опустошив её)
О!
КОСОЛАПОВ
(не успев помешать товарищу)
Дима!
ИЕРИХОНОВ
(уже отрывая уста от горлышка, кивнув на СУХОВЕЕВА)
Без рома такого не потяну. Рвотный эффект срабатывает.
КОСОЛАПОВ
Ты – прав.
(и пока СУХОВЕЕВ витийствует в микрофон: - Мы победим антихриста! Потому что мы православные! А это значит, что с нами Бог! А если Бог с нами, то кто против нас?! – доверительно обращаясь к ИЕРИХОНОВУ)
А ещё одной фляжки… не завалялось?
ИЕРИХОНОВ
Так ты же сам её у меня отобрал.
(и под грохот аплодисментов, которыми встречают речь СУХОВЕЕВА зрители, находящиеся в глубине Грановитой палаты, вытаскивает из заднего кармана брюк ещё одну фляжку с ромом и протягивает её на ладони КОСОЛАПОВУ)
Ладно. Держи, родной. Будешь знать, как со стреляными бодаться.
КОСОЛАПОВ согласно кивает в ответ и, стремительно откупорив фляжку, жадным ртом припадает к горлышку.
ИЕРИХОНОВ
(Пока КОСОЛАПОВ пьёт, а зрительный зал неистовствует, сузив глаза, задумчиво)
А ведь это мы с тобой всех этих суховейевых наплодили. И за каждого свистуна со временем отвечать придется. Тут адом попахивает, не меньше.
Поперхнувшись от этих слов, КОСОЛАПОВ громко раскашливается.
От микрофона же, между тем, донесся бодрый голос РОМАНА АНДРЕЕВИЧА СВЕТЛОВА:
Да, Александр Кузьмич известный кудесник слова. И лучше него, наверное, едва ли кто сможет зажечь народ. Но среди нас находится человек, который не только словом, но самим делом доказал, что Господь с нами! Великий писатель земли Святорусской, четырежды лауреат царской премии «За выдающиеся заслуги в области литературы и искусства», организатор святорусского крестного хода, который, как мы помним, закончился Чудом Божьим на Красной площади, Дмитрий Николаевич Иерихонов!
Зрители вновь взрываются громкими продолжительными аплодисментами.
ИЕРИХОНОВ
(едва держась на ногах)
О! Это, меня, кажись…
По проходу между услужливо расступившихся лауреатов, под долгие, незатихающие аплодисменты зрителей, ИЕРИХОНОВ не спеша, подступает к Царю. Когда же аплодисменты, наконец, стихают; а Царь, прекращая плескать в ладоши, берет у СВЕТЛОВА коробочку с орденом и с диплом, собираясь перейти уже непосредственно к награждению, ИЕРИХОНОВ вдруг, приподняв указательный палец вверх, несколько раз чихает и… рушится на дорожку. Он падает прямо к ногам Царя и, подтянув колени к груди, подложив ладошки под щеку, сладко, с посвистом, храпит.
Находящийся, как всегда, в тени, ГОГОВ, сжимая в руке белую лайковую перчатку, вначале с удивлением и с острасткой поглядывает на спящего. Но потом с призрением кривит рот и, натягивая перчатку на руку, с высокомерно-пренебрежительным видом, свысока поглядывает на всех.
Видя его лицо, КОСОЛАПОВ выскакивает из шеренги лауреатов и стремительно подскакивает к спящему у ног Царя ИЕРИХОНОВУ
КОСОЛАПОВ
(громко и взволнованно)
Скорую! Вы что, не видите: третий инфаркт у брата! Всего себя Богу отдал! И Михаилу Фёдоровичу, как Его наместнику на Земле! Врача!
12. ИНТ. МОСКВА. ОДИНОЧКАЯ ПАЛАТА В ЦЕНТРАЛЬНОЙ КРЕМЛЕВСКОЙ БОЛЬНИЦЕ. ИЮЛЬ. ВЕЧЕР
В одиночной палате, среди белоснежных стен, занавешенных белыми занавесками окон и такого же снежно-белого квадратного потолка, ИЕРИХОНОВ открывает глаза. И, поморщившись от головной боли, потирает ладонью шею.
ЦАРЬ
(сидя на койке, у изголовья проснувшегося писателя)
Спокойно, мой друг, спокойно. С Вашим инфарктом вредно так много двигаться. Не правда ли, Игорь Дмитриевич?
От зашторенного окна к очнувшемуся на койке ИЕРИХОНОВУ не торопливо приближается КОСОЛАПОВ.
КОСОЛАПОВ
Так точно, Ваше Величество. Любое движение для него – смерти теперь подобно. Гогов землю копытом роет, ища хоть бы крошечную зацепку, как бы его отсюда как можно скорее выцарапать и в своём подковерном гадесе к Царству Небесному подготовить.
ЦАРЬ
(с улыбкою обращаясь к ИЕРИХОНОВУ)
Поэтому оставаться безнадёжно больным для Вас сейчас самый надежный способ не оказаться в ближайшие два-три дня на плахе или на эшафоте.
ИЕРИХОНОВ
(уперевшись локтями в подушку)
Простите, Ваше Величество. Я вчера, кажется, малость перебрал. Только причём тут Гогов?
КОСОЛАПОВ
Так, по нашей, по «Святорусской Правде», за пьяный дебош в Кремле, тем паче, во время ежегодного вручения царских наград и званий - смертная казнь полагается. Причем, в самом её тяжелом, ещё в доопричном варианте: публичное отрубание головы на Лобном месте или сажание на кол – там же.
ИЕРИХОНОВ
(снова падая непричесанной головой на подушку)
Ах, да. Я же сам её в своё время и предложил…. А я, что, надыбоширил?
ЦАРЬ
(с грустной улыбкой)
Вы уснули на награждении. Прямо у моих ног…
ИЕРИХОНОВ
(отбрасывая одеяло в сторону, пытаясь встать на колени перед ЦАРЕМ)
Простите, Ваше Величество.
ЦАРЬ
(придержав писателя за руку)
Я уже всё забыл. Да Гогов не успокоится.
(и, обращаясь к КОСОЛАПОВУ)
Игорь Дмитриевич, может, дадите ему «лекарство»? Да перейдём к главному.
КОСОЛАПОВ
(протягивая товарищу граненый стакан с водкой и небольшую тарелочку с моченым огурцом)
Трымай, Димон. Подлечись маненько.
Молча, в один затяжной глоток ИЕРИХОНОВ опорожняет стакан и, протянув его КОСОЛАПОВУ, закусывает выпитое хрустящим огурцом.
ИЕРИХОНОВ
Ух, хороша водица. Большое спасибо, братья. Сразу же полегчало.
13. ИНТ. ТА ЖЕ ПАЛАТА. ИЮНЬ. ВЕЧЕР
Расположившись втроем у койки, ЦАРЬ, КОСОЛАПОВ и уже приодевшийся в больничный халат и в шлепки ИЕРИХОНОВ спокойно переговариваются.
ЦАРЬ
Да, много мы законов напринимали. И хотя формально я - Самодержец, но, так как приводили меня на царство в основном крутые парни-опричники во главе с Гоговым Анатолием Дмитриевичем, я практически та же Английская королева: шаг влево, шаг вправо, и эшафот. Или, в лучшем случае, желтый дом. Вот поэтому я и жажду, ещё до всяких Армагеддонов, чтобы Вы вышли на Старика и узнали б через него волю Божью обо мне, грешном. Как же мне всё-таки дальше быть? Царство наше вроде бы православное, много пишем о милосердии и любви, а на поверку – мы почти такой же концлагерь, как и весь остальной антихристианский мир. Только там чисто механистически, через наркотик и начертание, превращают людей в одно мировое стадо обессмыслившихся рабов. А мы своих свято-русичей насильно в Царство Божие загоняем. Но, в принципе, это ведь одно и то же? Или я чего-то не понимаю? Одним словом, я – жду от Вас вестей.
КОСОЛАПОВ
(положив ИЕРИХОНОВУ руку на колено)
Так что давай, брат Дмитрий. Послужи ещё раз Царю. Ты – человек бывалый: в прошлом - боксер, казак. Попробуй как-нибудь к Старику пробиться. Через заслоны таких же, как ты, казаков-опричников. А мы ежедневно во всех газетах будем отчет о состоянии твоего здоровья обновлять. Если тебя перехватят Гоговцы, сам понимаешь, Царь тебе ничего такого не поручал. Умрешь нарушителем чумной зоны. А мы вычеркнем тебя из состава классиков. Обидно, я понимаю, но другого выхода у нас просто нет. Кроме тебя, Димон, такую докуку и поручить-то некому. Вот тебе, Дима, камера.
(и, протянув ИЕРИХОНОВУ крошечную, с маковое зернышко, телекамеру)
Во время беседы со Стариком подключишь. А попадёшься, съешь. Надеюсь, всё понятно?
Сунув в дырку зуба телекамеру, Иерихонов лишь утвердительно кивнул и встал.
14. ИНТ. ИЕРУСАЛИМ. ТРЕТИЙ ХРАМ. ИЮЛЬ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Посреди Третьего Иерусалимского Храма, окруженный лидерами всех мировых религий, стоит молодой тридцатитрехлетний бородач в очках, в белых лайковых перчатках и в ослепительно-белой, до босых ступней, шелковой порфире. Это – АНТИХРИСТ.
АНТИХРИСТ
(с умерено-допустимым пафосом)
Царство Божие внутри вас есмь. Об этом вторят все религии мира! То есть, сам человек, его внутренние желания и потенции – есть желания и потенции самого Бога! Правда, кто ещё не дорос до самостоятельного и свободного бытия в Отце Небесном, пусть остается в той религии мира, которая ему больше нравится. Но кто духовно доозрел до осознания божественности своего «Я», пусть скажет вместе со мной: Я – Бог! – и живет в гармонии со всем космосом. Как Я, и мой друг, хиромант и маг, Иоаким Яковлевич Четвертый!
В легком полупоклоне антихрист указывает на седого, с огромной горбинкою на носу, длинноволосого человека в сине-зеленом балахоне с капюшоном, опущенным на глаза.
Воздевая худые костлявые руки вверх, к мерцающим в глубине черного потолка-экрана звёздам, ИОКИМ ЧЕТВЕРТЫЙ делает щелчок крючковатыми, унизанными перстнями, пальцами. И тотчас, не только люди, присутствующие в храме, но и толпа паломников, замерших во дворе его, а так же и все зеваки, оказавшиеся на улицах, площадях или скверах всех больших городов планеты видят, как вспыхивает в ночи, среди тысяч и тысяч звёзд, яркая голубая точка, как она, стремительно разрастаясь, преображается в крошечную пылающую комету, а та, в свою очередь, - стремительно разрастаясь, становится завихрением голубого сияющего свечения, которое начинает сыпаться с небес на землю каскадами голубых светоносных брызг.
ЛЮДИ НА ПЛОЩАДИ ПЕРЕД ТРЕТЬИМ ИЕРУСАЛИМСКИМ ХРАМОМ
Вот это знамение так знамение! Настоящее чудо Божье!
ЛЮДИ НА ПЛОЩАДЯХ, В ПОЛЯХ, НА КОРАБЛЯХ И В ГОРАХ ВСЕХ КОНТИНЕНТОВ МИРА, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ПРЦ «СВЯТАЯ РУСЬ»
Осанна Мессии! Виват Царю Мира! Да здравствует Мошиах!
16. ИНТ. МОСКВА. ЗАБРОШЕННАЯ КОТЕЛЬНАЯ. ИЮЛЬ. НОЧЬ
В глубине заброшенной котельной, засев среди ржавых труб и поблескивающих в темноте манометров, группа молодых людей в возрасте от четырнадцати и до двадцати двух лет молча вглядывается в экран старенького, надтреснутого Айфона. Затаив дыхание, подростки с восхищением следят за сходом голубого потока искр с черных небес на землю.
САМЫЙ ВЗРОСЛЫЙ ИЗ «ЗАГОВОРЩИКОВ», ИЛИЯ
Класс! Это тебе не наше дурацкое чудо на Красной площади! Тут сразу видать: мы – Боги!
ЧЕТЫРНАДЦАТИЛЕТНИЙ ТОЛСТЯК В ОЧКАХ С ТОЛСТЫМИ ЛИНЗАМИ
А наши батьки с царем это от нас скрывают!
ИЛИЯ
Ещё ты: им надо, чтобы мы оставались вечно затюканными рабами! Их самих и их хиляка-Христа!
ТОЛСТЯК В ОЧКАХ
Но мы не рабы! Мы – Боги!
ИЛИЯ
Да здравствует Мессия и его хиромант и маг – Иоаким Четвертый!
ВСЕ ПОДРОСТКИ, ПРИСУТСТСТВУЮЩИЕ В ПОДВАЛЕ
(возбужденно и дружно, но шепотом)
Ура!!!
Из темноты за печью доносится громкий скрежет. И уже в следующую секунду лучами трёх мощных прожекторов, из трех разных концов котельной, до белизны высвечивается кусок печи со сгрудившейся близ неё группкою прилично одетых, аккуратно подстриженных молодых людей. Оказавшись в центре светящегося пятна, подростки пугливо вскакивают с деревянных ящиков и затравленно оглядываются по сторонам.
Отделясь от ближайшего к ним простенка, быстрой уверенною походкой к подросткам приближается сам Начальник Заплечных Дел, Анатолий Дмитриевич Гогов. С десятка два казаков-опричников, выйдя из темных ниш и из заваленных мусором уголков котельной, со всех четырёх сторон тоже движутся к «заговорщикам».
Стремительно развернув жестяной жетон, зажатый в обтянутой белой лайковой перчаткой руке, Гогов тычет им прямо в нос Илье.
ГОГОВ
Начдив Заплечного Приказа, Анатолий Дмитриевич Гогов. Ну, что, «боги», доворковались? Наденьте на них браслеты.
Неспешно приблизившись к «заговорщикам», два десятка бородачей в казаческих гимнастерках и в галифе, с собачьими головами и метлами у ремней, не проронив ни звука, деловито замыкают на запястьях у подростков тихо позвякивающие наручники.
17. ИНТ. МОСКВА. ЗАСТЕНКИ ЗАПЛЕЧНОГО ПРИКАЗА. ИЮЛЬ. НОЧЬ
В темном и мрачном каменном подземелье, хлестнув плетью по чурбану, один из казаков-бородачей, накануне накрывших в котельной мальчиков, зверски смотрит на толстячка в очках.
ТОЛСТЯЧОК В ОЧКАХ
Дяденька-казак, не бейте! Я всё расскажу. Про всех. Только папке не сообщайте…
18. ИНТ. МОСКВА. КАБИНЕТ ГОГОВА. ИЮЛЬ. НОЧЬ
Предыдущая сценка отражается в одном из экранов-сот сплошной, два метра на три, стены. И на каждом экране-соте происходит нечто подобное: ещё до всякого избиения, прилично одетые мальчики, пойманные накануне в заброшенной котельной, сдают друг друга одному из бородачей-казаков с нагайкой наизготове.
ГОГОВ
(сидя плечом к экранам и раскалывая клещами для пыток грецкий орех)
Молодца, Иллюша! Операция «мажоры» проведена тобою безупречно. Теперь их папеньки навсегда заткнутся и никогда не смогут против меня и пикнуть. Но сейчас тебе предстоит задание посерьёзней. Слышал, надеюсь, про «чудотворца», которого, в зюзю пьяного, увезли из Кремля в больничку, как сомлевшего от инфаркта?
ИЛЬЯ
(сидя напротив ГОГОВА и усмехаясь в усики)
Так всё таки, в зюзю пьяного?
ГОГОВ
Ну, это же очевидно. По телевизору несколько раз показывали. И только истинный монархист может этого не заметить. Потому как Сам Царь зачем-то прикрыл Собою этого щелкопера. Вот теперь тебе и предстоит выяснить: зачем? Что они с Косолаповым против меня задумали?
ИЛЬЯ
(искренне удивляясь)
Против вас? А разве такое возможно?
ГОГОВ
(запуская орешек в рот)
В нашем мире пока ещё всё возможно. Но для того-то мы с тобой и трудимся не покладая рук, чтобы у нас в Святорусском царстве было всё так же, как и на Небесах: прозрачно и однозначно.
19. НАТ. КОСТРОМСКАЯ ОБЛАСТЬ. ЗАБРОШЕННАЯ ДОРОГО. ИЮЛЬ. ПОЛДЕНЬ
Вдоль по разбитой, в огромных выбоинах, дороге, между двух склонившихся к ней шеренг сухих, пожелтевших от зноя кленов, на обшарпанном мотоцикле без номеров мчатся двое не то бомжей, не то в стельку пьяных бывших колхозников. В сандалетах на босу ногу и в грязных спортивных шароварах и в теннисках мужики громко и весело распевают.
МУЖИКИ
Эй, мороз, мороз,
Не морозь меня!
Не морозь меня.
Моего коня!..
Рядом с пьянчужками, в метре над бывшим проезжим шляхом, летит новенький серебристо-зеленый дрон. Бесстрастным металлическим голосом из его динамиков долетает:
Немедленно остановитесь! Вы заехали на чумную зону! Если вы сейчас же не остановитесь, вас приговорят к пожизненному заключению на урановых рудниках! Именем Царя-батюшки, Михаила Фёдоровича, приказываю: остановитесь!
Мимо горланящих песню пьяниц проносится разбитый мост с поблескивающей за его распавшимися перилами юркой северною речушкой. Потом - пролетают кусты, деревья, черно-бревенчатые избушки с проломленными на стыке двора и жилой половины крышами, поросшие бурьяном поля с редкими хилыми деревцами на фоне выбеленного от солнца неба.
За очередною полоской ельника открывается чудный вид на далекий пологий холм с возвышающимся над ним краснокирпичным храмом под сине-зеленым куполом. А между храмом и однопуткой, по которой несутся пьяницы, за придорожными деревцами, поблескивает в низине болото.
ВОДИТЕЛЬ МОТОЦИКЛА
(крепко сжимая руль, сквозь наигранный смех и пение)
Держитесь, Дмитрий Николаевич. Взлетаем.
Налетев колесом на камень, мотоцикл подпрыгивает и уносится за обочину, в густой приболотный ельник.
20. НАТ. КОСТРОМСКАЯ ОБЛАСТЬ. БЕРЕГ БОЛОТА. ИЮЛЬ. ПОЛДЕНЬ
Мягко спланировав над болотом, дрон зависает над мотоциклом с распластавшимся в крапиве водителем и с торчащей из осоки руки его товарища по прогулке. Несколько раз облетев болото и из самых различных ракурсов сфотографировав место аварии, дрон разворачивается и стремительно отлетает прочь.
ВОДИТЕЛЬ МОТОЦИКЛА
(шепотом)
Ну, Дмитрий Николаевич, с Богом. Крайний от храма сруб – это и будет его берлога. Только не попадайтесь на ясные очи своим станичникам. Живым вас не отпустят.
Из болота, спиною вверх, выныривает Иерихонов.
ИЕРИХОНОВ
(садясь в воде, абсолютно трезвым голосом)
Слушай, Серый, а давай-ка вдвоем попробуем!
ВОДИТЕЛЬ МОТОЦИКЛА
(несколько раздраженно)
Дмитрий Николаевич… Я попытаюсь их задержать. У вас в запасе минимум полчаса. Думаю, вы успеете. Это и будет наше с вами второе чудо. Для одной жизни – вполне достаточно.
ИЕРИХОНОВ скрипит зубами, но всё-таки подчиняется. Распластавшись под пленкой тины, он неспешно отплывает под грязной водой болота в сторону возвышающегося над топью храма.
21. НАТ. КОСТРОМСКАЯ ОБЛАСТЬ. СЕЛО СЛОВИНКА. ИЮЛЬ. ПОЛДЕНЬ.
Сквозь высокий, в пыли, бурьян мокрый, с налипшими к одежде листьями, ИЕРИХОНОВ подкрадывается к первому бревенчатому строению.